Смысл песни "Родня". Исполнитель - Александр Новиков

Главная идея текста "Родня" Александра Новикова заключается в раскрытии двуличия человеческой натуры, контраста между равнодушием к живому человеку и лицемерным интересом к нему после смерти. Автор обличает фальшь, корысть и бездуховность, процветающие в обществе.

Стихотворение построено на противопоставлении. С одной стороны – одинокий, никому не нужный старик Антоныч, с которым даже не о чем поговорить. С другой – внезапно появившаяся после его смерти «родня», оживившаяся только из-за возможности поживиться за счет покойного.

Новиков мастерски рисует образы героев. Антоныч показан как типичный представитель послевоенного поколения – израненный войной, непритязательный, живущий скромно и незаметно. Он никому не жалуется на свою судьбу, принимая жизнь такой, какая она есть. Соседи же, зная о его бедственном положении, относятся к нему с безразличием, а то и с пренебрежением, давая обидные прозвища.

Кульминацией произведения становится смерть Антоныча, которая, как ни странно, пробуждает окружающих от равнодушия. Но это не искреннее сочувствие и скорбь, а лишь жажда наживы. Появляется «родня», которая при жизни старика о нем не вспоминала. Они делят ещё не остывшее имущество, заботливо перечисляя каждую вещь, чтобы ничего не досталось другим.

Финал стихотворения пронизан горечью и сарказмом. Новые жильцы, въехавшие в квартиру Антоныча, даже не вспоминают о прежнем хозяине, озабоченные лишь собственным комфортом. А "родственники" с цинизмом обсуждают раздел имущества, забыв о том, что ещё недавно хоронили якобы близкого им человека.

Таким образом, текст "Родня" – это не просто история о смерти одинокого старика. Это размышление о важных нравственных проблемах: равнодушии, корыстолюбии, бездуховности. Новиков призывает задуматься о том, что истинная ценность человека не измеряется материальными благами, а проявляется в способности к состраданию, участию и искренней заботе о ближнем, пока он ещё жив.

Стихи и музыка: Александр Новиков

Сосед Антоныч жил пока, собой не донимал.

Под солнцем место – девять метров в коммуналке.

Костыль под левую с утра, в пальто – и похромал.

Соседи звали за глаза: «зипун на палке».

А к ночи тихо – щелк замком,

Пахнёт в прихожей табаком,

Вздохнет на панцирной – и в храп

До самого утра.

Где ногу потерял старик – бог весть.

Бог весть еще какие раны есть.

И воевал – не воевал,

Никто вопрос не задавал.

Так жил и обрастал смешно щетиной и быльем.

По мелочам ко мне, случалось, обращался:

- Такое дело, Александр, ссуди до пенсии рублем,

Через неделю возвращу, как обещался.

Он мог бы мне не возвращать –

Я был готов ему прощать.

Он бедно жил, он тихо пил,

И я б не то ему простил.

Родных его никто не знал и не узнал бы впредь.

Полсотни пенсии – вот все, что слала почта.

Он до последней не дожил три дня, и вышло умереть.

Соседи видели из скважины замочной.

И вот на кухне у кастрюль,

Где чистят лук, где парят тюль,

Где только знали, что бранить,

Собранье: как похоронить?

Куда весь хлам его девать, куда?

Кто завтра въедет проживать? (беда!)

И есть ли кто-то из родни? –

Вот и хоронят пусть они!

Так день прошел и – вот те на! – вприпрыг и семеня,

Бочком в прихожую, прикашливая скорбно,

По одному, по два, по три, как с неба грянула родня,

Так ненавязчиво и по-собачьи сворно.

И здесь же (не из хвастовства!)

Склоняли степени родства,

Сыскался даже брат родной

С сынком и первою женой.

Составлен перечень, где скарб наперечет.

(А то, не дай бог, что к соседям утечет!)

И по согласию сторон:

Дележка – после похорон.

А через день еще старик в последний слег приют,

Вороны справили поминки сиплым карком.

На стены новые жильцы известку с дихлофосом льют

И сокрушаются: «Ах, как полы зашаркал!..»

На дверь – табличка, новый шрифт,

Последний стул запихан в лифт,

Родным гора как будто с плеч,

Острят над поводом для встреч.

Машина «Мебель» у подъезда тарахтит,

А женка брату: «Мебелишка-то не ахти...»

Галдит-гадает детвора:

- Кто переехал со двора?