Смысл песни "Обыск". Исполнитель - Александр Розенбаум

Песня "Обыск" Александра Розенбаума – это глубокое и пронзительное размышление о жизни в тоталитарном государстве, где человек лишен права на свободу мысли и слова.

Образ обыска – метафора репрессий:

Весь текст построен на метафоре обыска. В дом лирического героя вламываются не для того, чтобы найти что-то материальное, а чтобы "рыться в сердце", в его душе, мыслях, чувствах. Это аллегория на репрессии, преследование инакомыслия, характерные для тоталитарных режимов.

Психология жертвы:

Герой песни прекрасно осознает свое положение: "Не убили вчера - не убьют и сегодня, / Только завтра застрелят меня". Он живет в постоянном ожидании ареста и смерти, но принимает свою судьбу с трагическим стоицизмом.

Протест и бессилие:

Несмотря на обреченность, в герое жива жажда свободы. Он не боится смерти ("Не велю рук вязать да платок намотать на глаза"), хочет встретить ее с открытыми глазами и чистой совестью ("Распахну грудь и солнцу отдам, и улыбку подставлю лучам").

Картина произвола:

Жестокость и цинизм "органов" показаны через яркие детали: "Снова баба в фартук ткнётся, ситец тушью испоганит", "И пойдут они, ребята, по груди моей ногами".

Обвинение системе:

В финальных строфах звучит горькое обвинение системе, которая уничтожает лучших людей: "Неужели не устали вы от трупов, геростраты? / Неужели вам не снится мертвечина по ночам?".

Главное в тексте:

Обличение тоталитаризма: Песня – это мощный протест против системы, уничтожающей человеческое достоинство и свободу.

Трагедия личности: Автор показывает, как репрессии калечат судьбы людей, обрекая их на страх и смерть.

Сила духа: Несмотря на ужас ситуации, герой сохраняет внутреннюю свободу и достоинство.

"Обыск" – это не просто песня, а крик души, отражающий боль и страдания целого поколения, жившего под гнетом тоталитаризма. Она заставляет задуматься о ценности свободы, о цене, которую приходится платить за право быть человеком.

Снова травы с утра клонит ветер-негодник,

В предрассветной степи - ни огня.

Не убили вчера - не убьют и сегодня,

Только завтра застрелят меня.

Не убили вчера - не убьют и сегодня,

Только завтра застрелят меня.

Знаю, завтра последнюю песню спою я

У излучины быстрой реки,

А потом приодену рубаху льняную,

И упрутся мне в спину штыки.

А потом приодену рубаху льняную,

И упрутся мне в спину штыки.

Не велю рук вязать да платок намотать на глаза,

Не люблю боли ждать в темноте - не видна в ней слеза.

Распахну грудь и солнцу отдам, и улыбку подставлю лучам,

Не люблю боли ждать в темноте - не видна в ней слеза.

Снова с ордером на обыск ко мне в душу постучались,

Понятые нахально застыли в дверях.

Снова зубы сжал, зверею до озноба, до рычания,

Снова в сердце будут рыться, как в носильных вещах.

Снова баба в фартук ткнётся, ситец тушью испоганит,

И девчонка моя в угол забьётся в тоске.

И пойдут они, ребята, по груди моей ногами,

Оставляя грязь на рёбрах, будто на половике.

Кулаки сожму покрепче: ордер есть - я чту законы,

Понятому, что постарше, предложу табурет.

Будет всё ему полегче глазом зрить, как бьёт поклоны

За меня моя маманя в тридцать пять неполных лет.

Неужели не устали вы от трупов, геростраты?

Неужели вам не снится мертвечина по ночам?

Снова падают на землю слова верные солдаты,

Неужели вам не слышится, как дети их кричат?

Снова травы с утра клонит ветер-негодник,

В предрассветной степи - ни огня.

Не убили вчера - не убьют и сегодня,

Только завтра застрелят меня.

Не убили вчера - не убьют и сегодня,

Только завтра застрелят меня.